Сколько же еще времени нужно людям, чтобы понять: нет первых и вторых, нет хозяев и рабов. Он это знал, знали его друзья и друзья его друзей. Знали все кубинцы. Но как рассказать миру о боли Кубы? Сколько еще нужно примеров? Вьетнам, Никарагуа, Гватемала, Панама, Сальвадор, Палестина, Ирак? Сколько еще нужно им, кубинцам, сил, чтобы выстоять в той особой борьбе, в которой нельзя взять в руки оружие и нельзя сдаться. Как бы ни было тяжело, отступить — невозможно. Сколько же еще им придется переживать этот «особый» период? Он точно знал — сколько бы ни пришлось…
Девушка усмехнулась и ушла.
Кто он был для нее? Наивный старик? Фанатик? Она оставила после себя запах свежей травы, а за углом ее ждал кубинский парень.
Он вспомнил себя много лет назад. С тех пор жизнь многому научила его, и поэтому он знал, что эта девочка еще может что-то понять. Но потом, после. И этот парень… Тень воспоминаний опять тихо прошелестела мимо.
Он вернулся на много лет назад, в тот самый трудный год, сразу после революции. Многие покинули страну — тогда никто не останавливал их. Но на тех, кто остался, можно было положиться. То немногое, что было у них, они делили поровну. И вопреки тому, что Кубу все считали только островом развлечений, вопреки блокаде и молодости руководителей оказалось, что кубинцы хотят и умеют учиться, и это делает их еще свободнее, а их медицина — одна из лучших в мире. И не признать этого не могли даже недоброжелатели. Им так и не удалось превратить их в страну с заблокированными мечтами и надеждами.
Океан всегда успокаивал его, давал силы, дарил надежду В самые важные и трудные минуты он приходил на этот берег, здесь принимал решения, мечтал, строил планы. Он по-прежнему приходит сюда, хотя силы иссякают и этот путь дается ему все труднее, приходит, потому что тут — его дом. Человек, который любит, не может быть одинок. Его любовь всегда с ним. Никто не может ее отобрать, а он не сможет ее потерять. Эта любовь — только его.
Он знал, что скоро умрет, ждал смерти и не боялся ее. Может быть, потому, что, будучи атеистом, все же верил — в свою любовь. Это чувство к Родине и к той женщине, которую он не видел много лет, было таким сильным, что просто не могло погибнуть вместе с ним. Мысли об этом успокаивали его, заглушали тревогу, порой наполнявшую сердце.
Иногда он, как в юности, затевал игру, пытаясь победить солнце: подолгу смотрел на солнце широко раскрытыми глазами — до рези, пока не начинали литься слезы, и злился, что еще ни разу не смог преодолеть эту боль.
Он не жалел ни о чем, кроме одного: у него нет сыновей, некому передать его знамя, передать то, чем он жил все эти годы.
Он смотрит вдаль и видит тонкую, но четкую линию горизонта. И он почему-то уверен, что за этой линией — человек, в чьем сердце живет такая же любовь. Ему кажется, что в этот самый миг она тоже смотрит на океан, а вечером, как и он, — на звезды.
Времени не удалось стереть краски памяти. Сейчас, спустя столько лет, она оставалась в его памяти такой же молодой и желанной. Он помнит ее лицо до мельчайших деталей: глаза, взмах ресниц, улыбку… А ее звонкий смех… У него было много подруг, но сердце так и осталось принадлежать только ей. Возможно, были женщины лучше и красивее ее, но только не для него.
Наверное, она вышла замуж, родила детей, может быть, даже была счастлива. Он был бы рад за нее. Но как бы ни сложилась ее судьба, он был уверен, что она помнит о нем. Не случайно он все эти годы каким-то необъяснимым образом чувствовал ее присутствие. В самые трудные минуты, на пороге смерти или на грани отчаяния он чувствовал ее прикосновения, казалось, она гладила его своею ласковой рукой, и боль проходила, и наступал покой, и надежда возвращалась, а с нею — силы.
Запах сигары напоминал ему молодость — время силы и страсти. А когда он пил ром, то всегда думал о погибших товарищах, мысленно поминал их — тех, кто так и не увидел свободу.
А он — счастливчик. Много выпало на его долю, больше, чем он мог в свое время предположить, непростой оказалась вся его жизнь. Так счастлив ли он?
Порой он задавался вопросом: а что, если бы ему пришлось всё повторить сначала? И сам себе отвечал: это был единственно возможный для него путь, а борьба — это единственная его судьба. Он был уверен, что не изменил своему предназначению, и не мог понять, за что же судьба была так жестока, почему отняла у него ту, единственную, которую он любил всю жизнь? Нет, повторись все сначала, он поборолся бы с судьбой, кто кого? Он не отпустил бы ее. Когда он думал об этом, ему хотелось кричать, но он привык сдерживать свою боль. И все жё — за что судьба так жестоко наказала его? Ведь он так сильно ее любил. La amo mucho! Только этот вопрос он задавал судьбе, и только на него не мог найти ответа.
Сразу после исчезновения он искал ее везде, искал долго. Это было сложно: ни фамилии, ни номера телефона, ни адреса, он даже не знал, в каком городе она живет. Знал только, что самолет ее прилетел из Флориды. Несколько лет товарищи не решались при нем даже упоминать ее имя. Они знали, что ему больно, что он ждет ее и будет ждать очень долго. Но даже самые близкие люди не могли знать, что это будет ожидание длиною в жизнь.
Борьба, революция, победа… Его захлестнули события, его пьянило сознание того, что он нужен своему народу… Но каждый свой день он начинал и заканчивал мыслями о ней. Он принял это состояние и решил: раз судьба послала ему эту боль, значит, так нужно. Он знал, что не сдастся, что всё переживет и докажет, что он сильнее собственной судьбы! Утешался он только одним: нужно чем-то жертвовать, даже когда эта жертва больше твоей жизни.
Всё, что он сделал, вся его долгая, трудная жизнь, кровь товарищей по борьбе, потеря близких и дорогих людей — не зря. Борьба и победа были нужны и будут нужны всегда — тем, кто придет после него. Он ни с кем не прощается, он знает, что ничего не заканчивается, пока есть любовь, и всё еще впереди…
Мне кажется, что он и сейчас стоит там, на берегу океана. Помнит о прошлом и всё знает о будущем. Твердо верит в силу и волю своего народа.
И надеется, что еще хоть один раз, когда-нибудь, он почувствует запах бесконечной любви…
